Шклов
Шклов — один из тех белорусских городов, где еврейская история особенно ощутима. Евреи появились здесь не раньше 1620–1630-х годов, а закрепились после русско-польской войны 1654–1667 годов. В 1668 году владельцы Шклова, Синявские и Чарторыйские, выдали первой общине привилегию. Уже к концу XVII века шкловские евреи стали «богатейшим и влиятельнейшим сословием»: торговали с Москвой и Ригой, держали лавки на рыночной площади, платили львиную долю городских налогов и владели десятками деревянных и каменных домов.
XVIII век стал временем стремительного роста. Кагал увеличивался за счёт торговли и ремёсел, в 1766 году с «прикагалками» насчитывал 1367 человек и считался одним из крупнейших в Белоруссии. Шклов прославился и как центр учёности: отсюда родом хасидский лидер рабби Пинхас из Корца; здесь заседал комитет Ваад мединат Русия, а в 1740-х годах кагал добился самостоятельности в распределении налогов. Одновременно формировалась сильная митнагдская элита — ученики Виленского Гаона. Именно «шкловские мудрецы» одними из первых открыто выступили против хасидизма: в 1771 году прошёл диспут с рабби Авраамом из Калиска, после чего хасидам объявили херем и обратились за поддержкой к Гаону. Влияние этой группы было столь велико, что в 1808–1809 годах многие её лидеры во главе с рабби Менахемом Мендлом и рабби Исраэлем бен Шмуэлем из Шклова эмигрировали в Эрец-Исраэль и заложили в Цфате и Иерусалиме основы ашкеназских нехасидских общин прушим.
После первого раздела Речи Посполитой (1772) Шклов вошёл в Российскую империю и оказался на границе с Польшей. Это придало новый импульс торговле — в том числе контрабандной. В 1777 году Екатерина II подарила город фавориту С. Г. Зоричу: «золотая эра» сочетала театры, училище, мануфактуры и интенсивные связи с Европой. В этой атмосфере укреплялись и раввинская учёность, и идеи Гаскалы. В конце XVIII — начале XIX века город стал крупным печатным центром: с 1783 по 1835 год в местных типографиях вышло свыше двух сотен книг, включая труды по этике, естествознанию и переводы. Купцы и откупщики уровня Нахума Ноткина и Иехиэля Цейтлина, меценаты Михл Эйзенштадт и Йом-Тов Липман Зельцер играли заметную роль при губернаторах и в столичных кругах, а выходцы из Шклова стояли у истоков еврейских общин Петербурга и Москвы.
Демография отражала расцвет: в 1783 году евреи составляли 47% жителей, в начале XIX века — уже более трёх четвертей. На их долю приходилось большинство лавок, в городе действовали каменная синагога (1790) и несколько деревянных, богадельня, училища. Вместе с тем общинная власть была суровой к доносчикам: легенды о «каральных решениях» кагала пережили XIX век. Со временем начались и обратные процессы. Ученики Гаона уехали в Эрец-Исраэль, магнат-меценат Цейтлин умер, новые дороги и железные линии миновали Шклов. Город превратился в местечко, и здесь возобладал любавичский хасидизм: в Шклове печатались книги Хабада, отсюда происходили семейства, сыгравшие заметную роль в его истории.
К концу XIX века Шклов оставался ярко еврейским городом: перепись 1897 года фиксирует 5122 еврея — 78% населения. Работали талмуд-тора, начальные училища, отделение известной иешивы; в раввинате и общинной жизни участвовали деятели, связавшие традицию с модерном. Революция и советская эпоха привели к закрытию религиозных институтов и оттоку молодёжи: в 1926 году евреи составляли уже 37,6% горожан, в 1939-м — 26,17%. Последним крупным духовным авторитетом довоенных лет был раввин Мордехай Файнштейн, возглавлявший иешиву до её закрытия в 1930 году.
Трагическая развязка наступила в 1941-м. В сентябре нацисты расстреляли в Шклове и окрестностях около трёх тысяч евреев — почти всю оставшуюся общину. Так завершилась многовековая история, в которой Шклов успел побыть торговой метрополией белорусского еврейства, центром полемики между хасидами и митнагдим, очагом галиутной учёности и гаскалы, печатным и благотворительным хабом. Память о ней сегодня живёт в книгах, семейных преданиях и уцелевших фрагментах городского ландшафта.
XVIII век стал временем стремительного роста. Кагал увеличивался за счёт торговли и ремёсел, в 1766 году с «прикагалками» насчитывал 1367 человек и считался одним из крупнейших в Белоруссии. Шклов прославился и как центр учёности: отсюда родом хасидский лидер рабби Пинхас из Корца; здесь заседал комитет Ваад мединат Русия, а в 1740-х годах кагал добился самостоятельности в распределении налогов. Одновременно формировалась сильная митнагдская элита — ученики Виленского Гаона. Именно «шкловские мудрецы» одними из первых открыто выступили против хасидизма: в 1771 году прошёл диспут с рабби Авраамом из Калиска, после чего хасидам объявили херем и обратились за поддержкой к Гаону. Влияние этой группы было столь велико, что в 1808–1809 годах многие её лидеры во главе с рабби Менахемом Мендлом и рабби Исраэлем бен Шмуэлем из Шклова эмигрировали в Эрец-Исраэль и заложили в Цфате и Иерусалиме основы ашкеназских нехасидских общин прушим.
После первого раздела Речи Посполитой (1772) Шклов вошёл в Российскую империю и оказался на границе с Польшей. Это придало новый импульс торговле — в том числе контрабандной. В 1777 году Екатерина II подарила город фавориту С. Г. Зоричу: «золотая эра» сочетала театры, училище, мануфактуры и интенсивные связи с Европой. В этой атмосфере укреплялись и раввинская учёность, и идеи Гаскалы. В конце XVIII — начале XIX века город стал крупным печатным центром: с 1783 по 1835 год в местных типографиях вышло свыше двух сотен книг, включая труды по этике, естествознанию и переводы. Купцы и откупщики уровня Нахума Ноткина и Иехиэля Цейтлина, меценаты Михл Эйзенштадт и Йом-Тов Липман Зельцер играли заметную роль при губернаторах и в столичных кругах, а выходцы из Шклова стояли у истоков еврейских общин Петербурга и Москвы.
Демография отражала расцвет: в 1783 году евреи составляли 47% жителей, в начале XIX века — уже более трёх четвертей. На их долю приходилось большинство лавок, в городе действовали каменная синагога (1790) и несколько деревянных, богадельня, училища. Вместе с тем общинная власть была суровой к доносчикам: легенды о «каральных решениях» кагала пережили XIX век. Со временем начались и обратные процессы. Ученики Гаона уехали в Эрец-Исраэль, магнат-меценат Цейтлин умер, новые дороги и железные линии миновали Шклов. Город превратился в местечко, и здесь возобладал любавичский хасидизм: в Шклове печатались книги Хабада, отсюда происходили семейства, сыгравшие заметную роль в его истории.
К концу XIX века Шклов оставался ярко еврейским городом: перепись 1897 года фиксирует 5122 еврея — 78% населения. Работали талмуд-тора, начальные училища, отделение известной иешивы; в раввинате и общинной жизни участвовали деятели, связавшие традицию с модерном. Революция и советская эпоха привели к закрытию религиозных институтов и оттоку молодёжи: в 1926 году евреи составляли уже 37,6% горожан, в 1939-м — 26,17%. Последним крупным духовным авторитетом довоенных лет был раввин Мордехай Файнштейн, возглавлявший иешиву до её закрытия в 1930 году.
Трагическая развязка наступила в 1941-м. В сентябре нацисты расстреляли в Шклове и окрестностях около трёх тысяч евреев — почти всю оставшуюся общину. Так завершилась многовековая история, в которой Шклов успел побыть торговой метрополией белорусского еврейства, центром полемики между хасидами и митнагдим, очагом галиутной учёности и гаскалы, печатным и благотворительным хабом. Память о ней сегодня живёт в книгах, семейных преданиях и уцелевших фрагментах городского ландшафта.
свернуть
ул. Могилёвская
00:00 - 24:00 (ежедневно)
